Обитаемый остров... выдержки...
читать дальше
"- Провалитесь вы со своей службой, которую нужно скрывать от родной сестры! И вообще от кого бы то ни было, массаракш! Поразвели секретов в каждом углу, повернуться негде, рта не раскрыть!
- И ты же еще на меня орешь! Я тебя, дурака, учу, а ты на меня орешь!..
Но Мак уже перестал злиться. Он вдруг мгновенно оказался рядом, Гай не успел пошевелиться, сильные руки сдавили ему бока, комната завертелась перед глазами, и потолок стремительно надвинулся. Гай придушенно ахнул, а Мак, бережно неся его над головой в вытянутых руках, подошел к окну и сказал:
- Ну, куда тебя девать с твоими тайнами? Хочешь за окно?
- Что за дурацкие шутки, массаракш! - закричал Гай, судорожно размахивая руками в поисках опоры.
- Не хочешь за окно? Ну ладно, оставайся...
Гая поднесли к ширме и вывалили на кровать Рады. Он сел, поправил задравшуюся пижаму и проворчал: "Черт здоровенный..." Он тоже больше не сердился. Да и не на кого было сердиться, разве что на выродков..."
"- Прощайте, господин ротмистр, - сказал он (Максим). - Тех несчастных я отпустил и теперь хочу уйти сам. Вот ваше оружие, вот одежда... - Он повернулся к Гаю и, расстегивая ремень, сказал ему: - Гай, это нечистое дело. Они нас обманули, Гай...
Он стянул с себя сапоги и комбинезон, свернул все в узел и остался таким, каким Гай увидел его впервые не южной границе - почти голым и теперь даже без обуви, в одних серебристых трусах. Он подошел к машине и положил узел на радиатор. Гай ужаснулся. Он посмотрел на господина ротмистра и ужаснулся еще больше.
- Господин ротмистр! - закричал он. - Не надо! Он сошел с ума! Он опять...
- Кандидат Сим! - каркнул господин ротмистр, держа руку на кобуре. - Немедленно садитесь в машину! Вы арестованы.
- Нет, - сказал Мак. - Это вам только кажется. Я свободен. Я пришел за Гаем. Гай, пошли! Они тебя надули. Они - грязные люди. Раньше я сомневался, теперь я уверен. Пошли.
Гай замотал головой. Он хотел что-то сказать, что-то объяснить, но не было времени и не было слов. Господин ротмистр вытащил пистолет.
- Кандидат Сим! В машину! - каркнул он.
- Ты идешь? - спросил Мак.
Гай снова замотал головой. Он смотрел на пистолет в руке господина ротмистра и думал только об одном, и знал только одно: Мака сейчас убьют. И он не понимал, что надо делать.
- Ладно, - сказал Мак. - Я тебя найду. Я все узнаю и найду тебя. Тебе здесь не место... Поцелуй Раду, до свидания."
"В комнате было все по-прежнему, только не было его раскладушки, а на диване сидел Гай в ночной рубашке и ошалело таращился на Максима испуганными, дикими от удивления глазами. Так прошло несколько минут:
Максим и Гай смотрели друг на друга, а Рада плакала.
- Массаракш, - сказал, наконец, Гай беспомощно. - Ты живой? Ты не мертвый...
- Здравствуй, дружище, - сказал Максим. - Жалко, что ты дома. Я не хотел тебя подводить. Если скажешь, я сразу уйду.
И сейчас же Рада крепко вцепилась в его руку.
- Ни-ку-да! - сказала она сдавленно. - Ни-за-что! Никуда не уйдешь... Пусть попробует... тогда я тоже...
Гай отшвырнул одеяло, спустил с дивана ноги и подошел к Максиму. Он потрогал его за плечи, за руки, испачкался мазутом, вытер себе лоб, испачкал лоб.
- Ничего не понимаю, - сказал он жалобно. - Ты живой... Откуда ты взялся? Рада, перестань реветь... Ты не ранен? У тебя ужасный вид... И вот кровь...
- Это не моя, - сказал Максим.
- Ничего не понимаю, - повторил Гай. - Слушай, ты жив! Рада, грей воду! Разбуди этого старого хрена, пусть даст водки..."
"«Гай, наконец, вытащил из-под себя автомат, но Максим содрал с него каску и увидел его потное оскаленное лицо, и засмеялся, когда ярость, ужас и жажда убивать сменились на этом лице выражением сначала растерянности, потом изумления и, наконец, радости. Гай пошевелил губами - видимо, сказал: "Массаракш!" Максим бросил рычаги, притянул его к себе, мокрого, тощего, заросшего, обнял, прижал от избытка чувств, потом отпустил и, держа его за плечи, сказал: "Гай, дружище, как я рад!"
"Не дожидаясь ответа Максима, он полез в люк и прилег там на ветки, поджав ноги. Вот оно как, подумал Максим. Это не так просто, как я думал.
Он забеспокоился. Лучевого удара Гай не получил, из поля мы выехали почти два часа назад... Он же всю жизнь живет в этом поле... А может быть, ему это вредно - без поля? Вдруг он заболеет? Надо же, дрянь какая... Он смотрел через люк на бледное лицо, и ему становилось все страшнее.
Наконец, он не выдержал, спрыгнул в отсек, выключил двигатель, выволок Гая наружу и положил на траву у шоссе.
Гай спал, бормотал что-то во сне, сильно вздрагивал. Потом его начал бить озноб, он скрючивался, сжимался, словно стараясь согреться, засовывал ладони под мышки. Максим положил его голову к себе на колени, прижал ему пальцами виски и постарался сосредоточиться. Ему давно не приходилось делать психомассаж, но он знал, что главное - отвлечься от всего, сосредоточиться, включить больного в свою, здоровую, систему. Так он сидел минут десять или пятнадцать, а когда очнулся, то увидел, что Гаю лучше: лицо порозовело, дыхание стало ровным, он больше не мерз. Максим устроил ему подушку из травы, посидел некоторое время, отгоняя комаров, а потом вспомнил, что им ведь еще ехать и ехать, а реактор течет, для Гая это опасно, надо что-то придумать. Он поднялся и вернулся к танку."
Мысли Гая:
"Глаза бы всего этого не видели, сдохнуть бы сейчас или завыть последней бездомной собакой, но Максим приказал: "Чисти!" "Каждый раз, - приказал Максим, постукивая каменным пальцем по столу, - каждый раз, как только тебя скрутит, садись и чисти автомат..." Значит, надо чистить.
Максим все-таки. Если бы не Максим, давно бы лег и помер. Просил ведь его: "Не уходи ты от меня в это время, посиди, полечи". Нет. Сказал, что теперь сам должен. Сказал, что это не смертельно, что должно пройти и обязательно пройдет, но надо перемочься, надо справиться...
Ладно, вяло подумал Гай, справлюсь. Максим все-таки. Не человек, не Отец, не бог - Максим..."
Что у Гая в подсознании:
"Он в полном восторге посмотрел на Максима. Друг Мак сидел в небрежной позе, положив левую руку на подлокотник, а правой едва заметно пошевеливал самый большой и, должно быть, самый главный рычаг. Глаза у него были прищурены, губы наморщены, словно он посвистывал. Да, это был великий человек. Великий и непостижимый. Наверное, он все может, подумал Гай. Вот он управляет этой сложнейшей машиной, которую видит впервые в жизни. Это ведь не танк какой-нибудь и не грузовик - самолет, легендарная машина, я и не знал, что они сохранились... а он управляется с нею, как с игрушкой, словно всю жизнь только и делал, что летал в воздушных пространствах. Это просто уму непостижимо: кажется, что он многое видит впервые, и тем не менее он моментально приноравливается и делает то, что нужно... И разве только с машинами? Ведь не только машины сразу признают в нем хозяина... Захоти он, и ротмистр Чачу ходил бы с ним в обнимку... Колдун, на которого и смотреть-то боязно, и тот считал его за равного... Принц-герцог, полковник, главный хирург, аристократ, можно сказать, сразу почуял в нем что-то этакое, высокое... Такую машину подарил, доверил... А я еще Раду за него хотел выдать. Что ему Рада? Так, мимолетное увлечение. Ему бы какую-нибудь графиню или, скажем, принцессу... А вот со мной дружит, надо же... И скажи он сейчас, чтобы я выкинулся вниз, - что же, очень может быть, что и выкинусь... потому что - Максим! И сколько я уже из-за него узнал и повидал, в жизни столько не узнать и не увидеть... И сколько из-за него еще узнаю и увижу, и чему от него научусь...
Максим почувствовал на себе его взгляд, и его восторг, и его преданность, повернул голову и широко, по-старому, улыбнулся, и Гай с трудом удержался, чтобы не схватить его мощную коричневую руку и не приникнуть к ней в благодарном лобзании. О повелитель мой, защита моя и вождь мой, прикажи! - я перед тобой, я здесь, я готов - швырни меня в огонь, соедини меня с пламенем... На тысячи врагов, на разверстые жерла, навстречу миллионам пуль... Где они, враги твои? Где эти отвратительные люди в мерзких черных мундирах? Где этот злобный офицеришка, осмелившийся поднять на тебя руку? О черный мерзавец, я разорву тебя ногтями, я перегрызу тебе глотку... но не сейчас, нет... он что-то приказывает мне, мой владыка, он что-то хочет от меня... Мак, Мак, умоляю, верни мне свою улыбку, почему ты больше не улыбаешься? Да, да, я глуп, я не понимаю тебя, я не слышу тебя, здесь такой рев, это ревет твоя послушная машина... Ах вот оно что, массаракш, какой я идиот, ну конечно же, шлем... Да, да, сейчас... Я понимаю, здесь шлемофон, как в танке... слушаю тебя, великий!
Приказывай! Нет-нет, я не хочу опомниться! Со мной ничего не происходит, просто я твой, я хочу умереть за тебя, прикажи что-нибудь... Да, я буду молчать, я заткнусь... это разорвет мне легкие, но я буду молчать, раз ты мне приказываешь... Башня? Какая башня? А, да, вижу башню... Эти черные мерзавцы, эти подлые Отцы, собачьи Отцы, они понатыкали башни везде, но мы сметем эти башни, мы пройдем тяжелыми шагами, сметая эти башни, с огнем в очах... Веди, веди свою послушную машину на эту гнусную башню... и дай мне бомбу, я прыгну с бомбой и не промахнусь, вот увидишь! Бомбу мне, бомбу! В огонь! О!.. О-о!! О-о-о!!!"
"Гай остановился и уронил руки. Он был близок к обмороку, пришлось опереться о переборку. Сердце колотилось бешено, удары его гремели в ушах, как барабанный бой, голос не слушался. Максим некоторое время смотрел на него с удивлением, потом, должно быть, понял, протиснулся в коридор - дверь отсека снова пронзительно завизжала - и подошел к нему, взял за плечи, встряхнул, потом прижал к себе, обнял, и несколько секунд Гай в блаженном забытье лежал лицом на его груди, постепенно приходя в себя.
- Я думал... тебя здесь... что ты тут... что тебя...
- Ничего, ничего, - сказал Максим ласково. - Это я виноват, надо было тебя сразу позвать. Но тут странные вещи, понимаешь...
Гай отстранился, вытер мокрым рукавом нос, потом вытер мокрой ладонью лицо и только теперь ощутил стыд.
- Тебя нет и нет, - сказал он сердито, пряча глаза. - Я зову, я стреляю... Неужели трудно отозваться?
- Массаракш, я ничего не слышал, - виновато сказал Максим. - Понимаешь, здесь великолепный радиоприемник... я и не знал, что у вас умеют делать такие мощные...
- Приемник, приемник... - ворчал Гай, протискиваясь сквозь полуоткрытую дверь. - Ты тут развлекаешься, а человек из-за тебя чуть не свихнулся... Что это у них здесь?"
Макс размышляет, едут на войну:
"Как там Гай в своем капральском вагоне? Дико ему, наверное, сейчас: там у них энтузиазм... О Раде я давно не думал. Дай-ка я подумаю о Раде... Нет. Не
время... Ладно, Максим, дружище, вшивое пушечное мясо, спи. Он приказал себе и тут же заснул."
перед первым боем:
"Максим поймал Гая за воротник и притянул к себе.
- Ты меня любишь? - сказал он, уставясь в расширенные глаза. – Веришь мне?
- Да! - выдохнул Гай
- Только меня слушай. Больше никого не слушай. Все остальное - вранье. Я твой друг, только я, больше никто. Я твой начальник. Запоминай. Я приказываю: запоминай.
Обалдевший Гай быстро-быстро кивал, неслышно повторяя: "Да, да. Да. Только ты. Больше никто..."
читать дальше
"- Провалитесь вы со своей службой, которую нужно скрывать от родной сестры! И вообще от кого бы то ни было, массаракш! Поразвели секретов в каждом углу, повернуться негде, рта не раскрыть!
- И ты же еще на меня орешь! Я тебя, дурака, учу, а ты на меня орешь!..
Но Мак уже перестал злиться. Он вдруг мгновенно оказался рядом, Гай не успел пошевелиться, сильные руки сдавили ему бока, комната завертелась перед глазами, и потолок стремительно надвинулся. Гай придушенно ахнул, а Мак, бережно неся его над головой в вытянутых руках, подошел к окну и сказал:
- Ну, куда тебя девать с твоими тайнами? Хочешь за окно?
- Что за дурацкие шутки, массаракш! - закричал Гай, судорожно размахивая руками в поисках опоры.
- Не хочешь за окно? Ну ладно, оставайся...
Гая поднесли к ширме и вывалили на кровать Рады. Он сел, поправил задравшуюся пижаму и проворчал: "Черт здоровенный..." Он тоже больше не сердился. Да и не на кого было сердиться, разве что на выродков..."
"- Прощайте, господин ротмистр, - сказал он (Максим). - Тех несчастных я отпустил и теперь хочу уйти сам. Вот ваше оружие, вот одежда... - Он повернулся к Гаю и, расстегивая ремень, сказал ему: - Гай, это нечистое дело. Они нас обманули, Гай...
Он стянул с себя сапоги и комбинезон, свернул все в узел и остался таким, каким Гай увидел его впервые не южной границе - почти голым и теперь даже без обуви, в одних серебристых трусах. Он подошел к машине и положил узел на радиатор. Гай ужаснулся. Он посмотрел на господина ротмистра и ужаснулся еще больше.
- Господин ротмистр! - закричал он. - Не надо! Он сошел с ума! Он опять...
- Кандидат Сим! - каркнул господин ротмистр, держа руку на кобуре. - Немедленно садитесь в машину! Вы арестованы.
- Нет, - сказал Мак. - Это вам только кажется. Я свободен. Я пришел за Гаем. Гай, пошли! Они тебя надули. Они - грязные люди. Раньше я сомневался, теперь я уверен. Пошли.
Гай замотал головой. Он хотел что-то сказать, что-то объяснить, но не было времени и не было слов. Господин ротмистр вытащил пистолет.
- Кандидат Сим! В машину! - каркнул он.
- Ты идешь? - спросил Мак.
Гай снова замотал головой. Он смотрел на пистолет в руке господина ротмистра и думал только об одном, и знал только одно: Мака сейчас убьют. И он не понимал, что надо делать.
- Ладно, - сказал Мак. - Я тебя найду. Я все узнаю и найду тебя. Тебе здесь не место... Поцелуй Раду, до свидания."
"В комнате было все по-прежнему, только не было его раскладушки, а на диване сидел Гай в ночной рубашке и ошалело таращился на Максима испуганными, дикими от удивления глазами. Так прошло несколько минут:
Максим и Гай смотрели друг на друга, а Рада плакала.
- Массаракш, - сказал, наконец, Гай беспомощно. - Ты живой? Ты не мертвый...
- Здравствуй, дружище, - сказал Максим. - Жалко, что ты дома. Я не хотел тебя подводить. Если скажешь, я сразу уйду.
И сейчас же Рада крепко вцепилась в его руку.
- Ни-ку-да! - сказала она сдавленно. - Ни-за-что! Никуда не уйдешь... Пусть попробует... тогда я тоже...
Гай отшвырнул одеяло, спустил с дивана ноги и подошел к Максиму. Он потрогал его за плечи, за руки, испачкался мазутом, вытер себе лоб, испачкал лоб.
- Ничего не понимаю, - сказал он жалобно. - Ты живой... Откуда ты взялся? Рада, перестань реветь... Ты не ранен? У тебя ужасный вид... И вот кровь...
- Это не моя, - сказал Максим.
- Ничего не понимаю, - повторил Гай. - Слушай, ты жив! Рада, грей воду! Разбуди этого старого хрена, пусть даст водки..."
"«Гай, наконец, вытащил из-под себя автомат, но Максим содрал с него каску и увидел его потное оскаленное лицо, и засмеялся, когда ярость, ужас и жажда убивать сменились на этом лице выражением сначала растерянности, потом изумления и, наконец, радости. Гай пошевелил губами - видимо, сказал: "Массаракш!" Максим бросил рычаги, притянул его к себе, мокрого, тощего, заросшего, обнял, прижал от избытка чувств, потом отпустил и, держа его за плечи, сказал: "Гай, дружище, как я рад!"
"Не дожидаясь ответа Максима, он полез в люк и прилег там на ветки, поджав ноги. Вот оно как, подумал Максим. Это не так просто, как я думал.
Он забеспокоился. Лучевого удара Гай не получил, из поля мы выехали почти два часа назад... Он же всю жизнь живет в этом поле... А может быть, ему это вредно - без поля? Вдруг он заболеет? Надо же, дрянь какая... Он смотрел через люк на бледное лицо, и ему становилось все страшнее.
Наконец, он не выдержал, спрыгнул в отсек, выключил двигатель, выволок Гая наружу и положил на траву у шоссе.
Гай спал, бормотал что-то во сне, сильно вздрагивал. Потом его начал бить озноб, он скрючивался, сжимался, словно стараясь согреться, засовывал ладони под мышки. Максим положил его голову к себе на колени, прижал ему пальцами виски и постарался сосредоточиться. Ему давно не приходилось делать психомассаж, но он знал, что главное - отвлечься от всего, сосредоточиться, включить больного в свою, здоровую, систему. Так он сидел минут десять или пятнадцать, а когда очнулся, то увидел, что Гаю лучше: лицо порозовело, дыхание стало ровным, он больше не мерз. Максим устроил ему подушку из травы, посидел некоторое время, отгоняя комаров, а потом вспомнил, что им ведь еще ехать и ехать, а реактор течет, для Гая это опасно, надо что-то придумать. Он поднялся и вернулся к танку."
Мысли Гая:
"Глаза бы всего этого не видели, сдохнуть бы сейчас или завыть последней бездомной собакой, но Максим приказал: "Чисти!" "Каждый раз, - приказал Максим, постукивая каменным пальцем по столу, - каждый раз, как только тебя скрутит, садись и чисти автомат..." Значит, надо чистить.
Максим все-таки. Если бы не Максим, давно бы лег и помер. Просил ведь его: "Не уходи ты от меня в это время, посиди, полечи". Нет. Сказал, что теперь сам должен. Сказал, что это не смертельно, что должно пройти и обязательно пройдет, но надо перемочься, надо справиться...
Ладно, вяло подумал Гай, справлюсь. Максим все-таки. Не человек, не Отец, не бог - Максим..."
Что у Гая в подсознании:
"Он в полном восторге посмотрел на Максима. Друг Мак сидел в небрежной позе, положив левую руку на подлокотник, а правой едва заметно пошевеливал самый большой и, должно быть, самый главный рычаг. Глаза у него были прищурены, губы наморщены, словно он посвистывал. Да, это был великий человек. Великий и непостижимый. Наверное, он все может, подумал Гай. Вот он управляет этой сложнейшей машиной, которую видит впервые в жизни. Это ведь не танк какой-нибудь и не грузовик - самолет, легендарная машина, я и не знал, что они сохранились... а он управляется с нею, как с игрушкой, словно всю жизнь только и делал, что летал в воздушных пространствах. Это просто уму непостижимо: кажется, что он многое видит впервые, и тем не менее он моментально приноравливается и делает то, что нужно... И разве только с машинами? Ведь не только машины сразу признают в нем хозяина... Захоти он, и ротмистр Чачу ходил бы с ним в обнимку... Колдун, на которого и смотреть-то боязно, и тот считал его за равного... Принц-герцог, полковник, главный хирург, аристократ, можно сказать, сразу почуял в нем что-то этакое, высокое... Такую машину подарил, доверил... А я еще Раду за него хотел выдать. Что ему Рада? Так, мимолетное увлечение. Ему бы какую-нибудь графиню или, скажем, принцессу... А вот со мной дружит, надо же... И скажи он сейчас, чтобы я выкинулся вниз, - что же, очень может быть, что и выкинусь... потому что - Максим! И сколько я уже из-за него узнал и повидал, в жизни столько не узнать и не увидеть... И сколько из-за него еще узнаю и увижу, и чему от него научусь...
Максим почувствовал на себе его взгляд, и его восторг, и его преданность, повернул голову и широко, по-старому, улыбнулся, и Гай с трудом удержался, чтобы не схватить его мощную коричневую руку и не приникнуть к ней в благодарном лобзании. О повелитель мой, защита моя и вождь мой, прикажи! - я перед тобой, я здесь, я готов - швырни меня в огонь, соедини меня с пламенем... На тысячи врагов, на разверстые жерла, навстречу миллионам пуль... Где они, враги твои? Где эти отвратительные люди в мерзких черных мундирах? Где этот злобный офицеришка, осмелившийся поднять на тебя руку? О черный мерзавец, я разорву тебя ногтями, я перегрызу тебе глотку... но не сейчас, нет... он что-то приказывает мне, мой владыка, он что-то хочет от меня... Мак, Мак, умоляю, верни мне свою улыбку, почему ты больше не улыбаешься? Да, да, я глуп, я не понимаю тебя, я не слышу тебя, здесь такой рев, это ревет твоя послушная машина... Ах вот оно что, массаракш, какой я идиот, ну конечно же, шлем... Да, да, сейчас... Я понимаю, здесь шлемофон, как в танке... слушаю тебя, великий!
Приказывай! Нет-нет, я не хочу опомниться! Со мной ничего не происходит, просто я твой, я хочу умереть за тебя, прикажи что-нибудь... Да, я буду молчать, я заткнусь... это разорвет мне легкие, но я буду молчать, раз ты мне приказываешь... Башня? Какая башня? А, да, вижу башню... Эти черные мерзавцы, эти подлые Отцы, собачьи Отцы, они понатыкали башни везде, но мы сметем эти башни, мы пройдем тяжелыми шагами, сметая эти башни, с огнем в очах... Веди, веди свою послушную машину на эту гнусную башню... и дай мне бомбу, я прыгну с бомбой и не промахнусь, вот увидишь! Бомбу мне, бомбу! В огонь! О!.. О-о!! О-о-о!!!"
"Гай остановился и уронил руки. Он был близок к обмороку, пришлось опереться о переборку. Сердце колотилось бешено, удары его гремели в ушах, как барабанный бой, голос не слушался. Максим некоторое время смотрел на него с удивлением, потом, должно быть, понял, протиснулся в коридор - дверь отсека снова пронзительно завизжала - и подошел к нему, взял за плечи, встряхнул, потом прижал к себе, обнял, и несколько секунд Гай в блаженном забытье лежал лицом на его груди, постепенно приходя в себя.
- Я думал... тебя здесь... что ты тут... что тебя...
- Ничего, ничего, - сказал Максим ласково. - Это я виноват, надо было тебя сразу позвать. Но тут странные вещи, понимаешь...
Гай отстранился, вытер мокрым рукавом нос, потом вытер мокрой ладонью лицо и только теперь ощутил стыд.
- Тебя нет и нет, - сказал он сердито, пряча глаза. - Я зову, я стреляю... Неужели трудно отозваться?
- Массаракш, я ничего не слышал, - виновато сказал Максим. - Понимаешь, здесь великолепный радиоприемник... я и не знал, что у вас умеют делать такие мощные...
- Приемник, приемник... - ворчал Гай, протискиваясь сквозь полуоткрытую дверь. - Ты тут развлекаешься, а человек из-за тебя чуть не свихнулся... Что это у них здесь?"
Макс размышляет, едут на войну:
"Как там Гай в своем капральском вагоне? Дико ему, наверное, сейчас: там у них энтузиазм... О Раде я давно не думал. Дай-ка я подумаю о Раде... Нет. Не
время... Ладно, Максим, дружище, вшивое пушечное мясо, спи. Он приказал себе и тут же заснул."
перед первым боем:
"Максим поймал Гая за воротник и притянул к себе.
- Ты меня любишь? - сказал он, уставясь в расширенные глаза. – Веришь мне?
- Да! - выдохнул Гай
- Только меня слушай. Больше никого не слушай. Все остальное - вранье. Я твой друг, только я, больше никто. Я твой начальник. Запоминай. Я приказываю: запоминай.
Обалдевший Гай быстро-быстро кивал, неслышно повторяя: "Да, да. Да. Только ты. Больше никто..."
-
-
13.03.2012 в 12:24-
-
13.03.2012 в 12:34-
-
13.03.2012 в 12:46-
-
13.03.2012 в 12:48